Языком заживляющие

Если отбросить страх и боль, в поликлинике не так уж и плохо

Какие ассоциации вызывает больница? У Катерины — стойкий ужас. Никак она с этим ужасом справиться не может. Это же сколько нужно нервов потратить, чтобы прорваться на обычный прием к доктору?! Рано-рано встать, что само по себе ужасно, отстоять очередь в регистратуру, получить вожделенный талон, если повезет, выстоять очередь к специалисту…

— Ты не вздыхай так, милая, — утешает бабушка за спиной. — Все мы люди. А торопиться не нужно.

— Мне еще на работу.

— Всем на работу. Вот если бы мне тоже, — начинает вслух мечтать она.

Сейчас я вам все посоветую

— Анна Петровна, Вы ли это? — радостно бежит к старушке, размахивая палочкой, седенький дедуля. Катя успевает увернуться.

— Я, конечно я, Федор Прокопьевич. А Вы какими судьбами?

— Мне через пару часов к терапевту. Пришел знакомых навестить. Почитай, весь подъезд сегодня здесь.

— А то, а то… Где нам еще повстречаться-поговорить.

— Вы последняя? — это уже Кате.

— Я.

— А на что жалуетесь, такая молодая?

— Спина болит.

— Ээээ, спина, — машет рукой старичок. Кате совсем непонятно, машет он обреченно или воинствующе. Ей просто муторно. Очереди вроде нет, однако не двигается это «отсутствие» ни на йоту. — Я вам сейчас все-все расскажу.

— Что? — пугается Катя.

— Спину пчелами лечить надо. А не по врачам ходить. Врачи, они, что — на анализы отправят. Или хуже того — на УЗИ, в стационар.

— Чем УЗИ плохо? — вяло спорит Катя.

— Так платное же. Платное все плохо. Вот раньше, в советское-то время…

Катерина отключилась от дедочка и настроилась на «волну» с другой стороны. Там сидели парень с девушкой. У нее — загипсована нога, у него — рука и повязка на голове.

— Из-за тебя, урода, теперь пропал отпуск.

— Чо я-то?

— «Покатаемся, покатаемся… Все пучком, я умею».

— Сама ведь села.

— Я тоже дура, не отрицаю. Над нами все теперь ржать будут.

— Нее, доктор не будет.

— Разве что.

Такая, блин, история

— Кто последний? — в коридоре нарисовался накачанный молодой человек «из этих». Такие вечерами гоняют на машинах, издающих громкий «тыц-тыц».

— У вас, простите, талончик есть? — захорохорился дедок.

— А если не прощу, папаша? — ухмыльнулся парень. — У меня, это, на десять пять.

— За мной будете, — безучастно прошелестела Катя.

— За тобой, красавица, я хоть куда, — засветилось в улыбке лицо.

Катерина отвернулась. Вот ведь любители поговорить-познакомиться. Хотя с другой стороны — чего еще в очереди делать-то. В это время парню позвонили.

— Да, Миха. В больнице. Да я сегодня сам от себя фигею. Талончик взял, в очередке стою. Это типа правильный совсем. Чо сделал? Да руку поранил малость. Не, не пуля, ушиб. Разбирались тут с одним. Сам понимаешь, я в стороне не стою…

Рука у парня, действительно, являла вид ужасный. Пальцы вздутые, синюшные. Катя покосилась на разговаривающего — этот вмажет, так вмажет. В кабинет он вошел гоголем, хлопнул дверью так, что она отошла и осталась приоткрытой.

— На что жалуетесь?

— У меня это, вот, доктор.

— Как это произошло?

— Ну, — голос говорившего пошел петлять, — в общем, на спор это я. Руку в щель дверную просунул.

— Зачем?

— Ну, типа, кто выдержит дольше. Я победил, — в голосе парня послышалась гордость.

— Поздравляю. Вам приз — скорее всего, это перелом. На снимки.

В очереди послышались смешки. Это же надо, на третьем десятке лет на спор руки в щели засовывать. Парень вышел из кабинета озадаченный: рука-то была правой.

— Снимочки на третьем этаже делают…

— А ты за меня не переживай, папаша. Не переживай — и все. Я самостоятельный, — подытожил парень и отправился на лестницу.

— Самостоятельный, вишь, — прошамкала бабуля. Все облегченно засмеялись.

Заговорю раны

— Болит у тебя, — уверенно сказала женщина, присаживаясь рядом.

Катя только плечами пожала. Конечно, если в больнице сидишь, то что-нибудь точно болит. И нечего из себя тут строить.

— Я боль заговаривать умею, — проговорила женщина. Надо сказать, вид у нее был вполне нормальный. Одета хорошо, волосы уложены. — Ты сейчас откройся, руки положи вдоль тела.

— Ой, не надо, — машинально еще больше «закрылась» Катя.

— Я умею, я языком боль заживляю.

— Елена Петровна, вы снова здесь? — склонилась над женщиной медсестра. — Идите уже домой.

— Я только помочь пытаюсь, — женщина встала и тяжело пошла к выходу.

— Она — сумасшедшая?

— Нет. Она просто ведет курсы по лечению боли наговором. Сейчас ведь, в принципе, все можно. А здесь клиентов собирает. Отчаявшихся, доверчивых… Вот, отправляем домой, когда удается.

«Какой кошмар», — думала Катерина, спускаясь по лестнице. Это ведь целый роман-эпопею можно написать. В кармане зазвонил телефон:

— Да, дорогой. Да, закончила. Можешь подъехать. Только больничный закрою.

Перед знакомым окошечком красовалась очередь. Небольшая, человек пять. Катя пристроилась шестой.

— «Лечебные письма», только «Лечебные письма». Я уже давно не хожу таблетки покупать.

— Да что таблетки, вот тысячу на них извела, а толку — чуть.

— А можно мне больничный не сегодняшним днем закрыть?

— А вы не подскажете, если ухо болит, можно в него мумие закапывать или нет?

Больница продолжала, как ни в чем не бывало, жить своей жизнью. Иногда смешной, часто — печальной, но уж точно не скучной.

***

На улице Катя в ожидании мужа присела на скамейку:

— Упала прямо на улице. Ничего не помню. Очнулась — так и лежу на тротуаре. Люди обходят, а сумки уже нет, — донеслись обрывки чьего-то телефонного разговора. — Прошу руку подать — никто не откликается. Да провались все пропадом, думаю. Кое-как встала. Что сказали? Сердце. Жара, вот и… Веришь, теперь к каждому пьянице наклоняться буду. Не дай Бог такое повторно пережить. Документы? А что документы, выправлять теперь нужно. Это не главное. Главное — жива.

Популярное