Он видел белое безмолвие Кавказских и Уральских гор и «на вершине стоял, хмельной». Он слышал, какие песни поют туристы, и подпевал им сам. Он пробовал похлебку, которую варят на костре в дальних экспедициях. Он умеет рассказывать прожаренные азиатским солнцем памирские были; с мастерством волшебника достает из кладовой памяти истории, просоленные потом уставших людей и горькими слезами тех, кто терял на просторах нашей страны близких, зараженных неизлечимой бациллой туризма. 19 февраля адепт ревдинского туризма, геологии, краеведения Юрий Николаевич Копытов отметил 80-летие.
С ним легко и нелегко говорить. Легко, потому что с высоты прожитых лет он к любому, кто моложе 50-ти, относится по-отечески тепло и не скрывает своей симпатии. А нелегко, потому что памяти диктофона не хватит, чтобы записать все его рассказы. Он настолько много знает, видел, слышал, читал, умеет, пробовал, испытывал, что охватить все это кажется непостижимой задачей.
Мы беседовали два часа — обо всем. О прошлом и настоящем, о будущем и том, чего вообще не может быть. О политике, компьютерах, космосе, камнях, значках, загранице, детях, велосипедах, войне…
Может быть, когда-нибудь этот невысокий ростом, но громадный в своем значении для нашего края человек напишет книгу. Наверное, это его священный долг — ведь он сам признает, грустно улыбаясь: «Мне жаль, что в моей голове хранится столько информации, а она уйдет со мной».
«Меня по жизни «тащит» какая-то сила»
Мы познакомились с Юрием Николаевичем 12 лет назад — он водил наш класс в поход. Конечно же. А заочно встретились на год раньше. Тогда, в первые недели учебного года, мы с классом ходили в лес, где по его поручению расставляли указатели на туристических тропах. Думаю, у каждого второго ревдинца есть подобная история: как он познакомился-услышал-узнал о геологе, туристе, краеведе, географе Копытове.
Про него пишут в книгах и журналах, его узнают на улице, и, несмотря на возраст, по-прежнему обращаются к нему за помощью.
10 лет назад Копытова попросили возглавить поисковый отряд. В районе Шунута пропал 11-летний мальчик — повздорил с братьями, ушел домой, но так до него и не добрался.
— Приехали лесники, милицейский взвод. Я каждому дал задание, по каким тропам идти, — вспоминает Юрий Николаевич. — Выбрал себе самый дальний путь, через Платониду. Взял с собой старшего брата потерявшегося мальчишки. Там с юга на север течет Ревда и пролегает по склону горы Шунут лесовозная дорога, а между ними четыре километра. Я стал срезать, чтобы выйти на эту дорогу. Там такой был кавардак — деревья навалены, колеи нарыты КАМазами, дороги, в общем-то, и нет, тяжело идти. Мне тогда было уже 70 лет, чувствую, что ноги уже набил. Повернул вправо, и тут мой спутник кричит: «Алешка!!!» В тридцати метрах от него идет мальчишка, которого мы ищем.
Юрий Николаевич надолго задумывается. Сегодня он увлечен учением Вернадского о сфере разума и, говорит, теперь точно знает: какая-то сила его по жизни «тащит». Подсказывает ему, как поступить, куда пойти, где искать.
«Сегодня я не вижу вокруг себя интеллигентов»
В 1941 Юрию Николаевичу Копытову было уже 9 лет. Он твердо помнит, как через станцию Дружинино проезжали поезда с эвакуированными — а он бегал к ним, продавал молоко и пышные мамины шанежки. И сквозь запыленные, забрызганные грязью окна вагонов видел мир: самых разных людей, которые в нем живут.
— У нас на станции Дружинино в эвакуации довольно много было ленинградцев, — рассказывает Юрий Николаевич. — И тогда я в первый раз узнал — даже, скорее, почувствовал, — что такое интеллигент. Приезжали такие люди, которых я уважал, они с нами обращались, как с равными. Для меня это и есть интеллигентность — уважение к любому, вне зависимости от его возраста и достатка, человеку. Сейчас я таких, поистине интеллигентных людей, вокруг себя не вижу.
О том, что ему самому предстоит попробовать себя в роли одного из представителей класса интеллигенции — учителя, худенький 14-летний подросток Юра Копытов тогда, конечно, не догадывался. Как и все мальчишки, он мечтал о морях, горах, путешествиях. Но до морей уж очень было далеко, а до Свердловского педучилища — близко.
— Это был первый послевоенный год — самый голодный, — вспоминает Юрий Николаевич. — Тогда здесь питались, в основном, картошкой, а в 46-м не было и ее. Я привозил с собой в Свердловск солдатский котелок картошки, растягивал его на неделю. Но мне, знаешь, совсем не нравится, когда старушки говорят: «Ох, как мы жили …» Да мы жили, как все! Да и в детстве это воспринималось как данность — ведь сравнивать-то было особенно не с чем.
Скрипка, домра и оркестр учителей
— В педучилище я получил для жизни знаний больше, чем потом в пединституте, на геофаке, — уверен Копытов. — Может быть, и возраст был такой — 14-15 лет — когда все воспринимается острее, глубже, серьезнее. Я научился там петь; занимался музыкой, физкультурой, у нас были мастерские, где надо было работать руками. А в институте у нас были только лекции да экзамены. Хотя… я и там находил себе занятия — играл в баскетбол, настольный теннис, был чемпионом факультета по лыжам.
В педучилище Юрий Николаевич впервые взял в руки скрипку: неожиданно у него обнаружился большой талант к игре на этом инструменте. О том, что слух у него есть, он знал и раньше: в Гробово, где жила его семья, вся родня пела в церковном хоре. А в празднике Копытовы давали настоящие домашние концерты.
— Сначала я ходил на занятия не очень охотно — это пиликанье было: до-ре-ми-фа-соль-ля-си, что украл, то принеси, — смеется Копытов. — Но однажды наш преподаватель сыграл на скрипке «Распрягайте, хлопцы, кони», да так здорово! Я был удивлен: оказывается, все песни, которые мы поем в пьяненьких компаниях, можно и на скрипке сыграть! И тогда я увлекся — до того, что меня даже взяли в оркестр преподавателей. В это же время у нас создали оркестр народных инструментов, где я играл уже на домре.
Юрий Николаевич берет в руки старенькую мандолину и пытается взять аккорд. Он купил ее в годы перестройки. Где она только с ним ни побывала!.. Вот такая, чистая, незамутненная электронной обработкой музыка, ему нравится больше всего. Эта музыка — настоящая, уверен он. А все, что сегодня слушает молодежь (да бесконечно, да в наушниках!) — только губит в человеке душу. Как и гаджеты, которых сегодня больше, чем людей на Земле.
— Единственное — мобильный телефон, очень полезное изобретение, — объясняет Копытов. — Мне «мобильник» подарили дети, и я теперь всегда на связи. Правда, я в нем до сих пор не разобрался. Мне записали туда, кого нужно. Я нажимаю до тех пор, пока не соединится. Вот и все мое умение. Почему современные дети не хотят идти в поход? Да потому что их посадили за компьютеры! Им не надо тащить рюкзак, отгонять комаров, — они на мониторе могут увидеть все, что хотят, любую точку Земли. Как быть? Надо начинать с педагогов. Воспитывать в учителях желание увлекать детей.
«Мой принцип — «делай, как я»
В нем самом жгучее, непреодолимое желание познавать самому и увлекать других воспитала преподаватель вуза Раиса Борисовна Рубель. До войны она водила студентов в походы, а потом провожала их на фронт и получала от них письма. Она любила свой край, и всем сердцем была привязана к своим ученикам. А чинуши требовали с нее научную работу. Тогда она решила взять тайм-аут для подготовки диссертации, а вместо себя устроила во Дворец пионеров на полставки 19-летнего студента Юру Копытова. Это было в 1951 году.
— С этого началась моя работа в системе дополнительного образования школьников. Тогда же я пошел в первый поход — на лыжах: Свердловск — Сысерть — Каменск-Уральский, — рассказывает Юрий Николаевич. — Тогда вернулось очень много фронтовиков: как раз велось сокращение армии. Многие из них устраивались на работу в учебные заведения, вот и в наш вуз пришел такой фронтовик. Он и повел нашу группу в поход. Многому научил меня. Это ведь очень важно: чтобы тебе повезло с настоящим, умным, хорошим учителем. Мне, я думаю, с такими людьми везло.
Сам Копытов проработал в школе всего восемь лет. Начал с новой тогда школы №4, куда его, молодого специалиста, можно сказать, заманили квартирой: собирался жениться, а своего жилья не было. Преподавал он там географию и физкультуру.
— Я всегда старался дать детям как можно больше, — вспоминает Копытов. — Когда мы проходили появление Земли, я описал сразу три теории. Мне нравилось рассказывать о том, чего нет в учебниках. Вообще, основным принципом в педагогике для меня всегда было «делай, как я». Я просто собирал ребят, вывозил на природу, и они все находили и открывали сами.
Турклуб при поддержке Горкома
Дети всегда тянулись к своему педагогу (в былые времена в кружках Копытова занимались до сотни человек!). Когда Юрий Николаевич поступил на работу в Дом пионеров, он почти сразу собрал вокруг себя талантливых педагогов, и ударными темпами начал приучать маленьких ревдинцев к туризму.
— В 1959 году, как помнят многие старожилы, в горах таинственно погибла группа Дятлова — девять лыжников из турклуба УПИ, — рассказывает Копытов. — После этого власти решили полностью запретить туризм. Но как его запретишь? Люди все равно шли, а в итоге случаи гибели только участились. В УПИ тогда был умный зав. кафедрой физвоспитания Андрей Михайлович Вишневский. Он сказал мудрую фразу: «Да учить надо людей, а не запрещать». Я с ним полностью согласен.
Вот он, Юрий Николаевич, и обучал — организовывал конференции для педагогов, соревнования по ориентированию, городские турслеты, и сам возглавлял школьные туристические группы. На базе Дома пионеров организовал городской туристический клуб. Привлек Горком комсомола, при его помощи создал секции туризма на СУМЗе, ОЦМ и РММЗ. Учредил в городе детско-юношескую геологическую партию, открыл местную контрольно-спасательную службу — чтобы уж в случае чего можно было найти заплутавших своими силами.
— Мне тогда как-то удалось объединить все школы, — смеется Копытов. — Конечно, приходилось немножко давить. Но мы добились, чтобы школы хотя бы раз, да ходили в поход за время учебного года. Уже позже я пришел к выводу, что не надо заставлять ходить в походы. Надо развивать эту работу только там, где есть грамотные в этом плане руководители и ребята, которым это интересно.
«Я влюбился в зелено-голубое озеро»
Для Юрия Николаевича туризм всегда был неразрывно связан с краеведением. Наукой о крае он увлекся еще в пединституте. Тогда в вузы были переданы дореволюционные еще книги из библиотеки УОЛЕ (Уральского общества любителей естествознания):
— И вот в одной из них я вижу: «село Гробово». Читаю, и думаю: ну, надо же, село! А я считал, что это лишь точка на земном шаре. Стало интересно. Чем дольше занимался, тем больше приходил к выводу, что весь Урал — равно как и любой другой край, — от начала и до конца обойти нельзя. Прошел по этой тропе — а там, в трех километрах, еще интереснее! А начал я с Урала, конечно, — с Талькова Камня. Это озеро в Сысертском районе, оно образовалось после затопления талькового рудника. Оно — зелено-голубое, я видел его осенью, в золоте листвы… Был очарован и покорен на всю жизнь.
Копытов строго осуждает такие виды туризма, когда главным для людей становится простое ничегонеделанье: поесть, выпить, поиграть в карты… Туризм для него — это, прежде всего, изучение родного края.
— Краеведение многие понимают, как историческую науку. А для меня это, прежде всего, природа, — говорит он. — Вот мы и изучали на занятиях памятники природы — Шунут, Соколий Камень, Платониду, Дыроватый Камень… Туризм — самое лучшее занятие на свете! Это и пешие походы, и сплав на лодках, байдарках, и лыжные путешествия… Это масса способов передвижения — и навыков выживания, ведь в походы ходят круглый год.
«Возьми значков. И бутылку водки»
Каждое место, которое посетил Юрий Николаевич, памятно ему до сих пор. А кое-откуда он и трофеи привозил: как творческие, так и вполне материальные. Песню, например. Или сказание, легенду о крае. Или… ледоруб, как это случилось на Кавказе в 1952 году. Группа пошла в горы в знойный июнь, и ледники начали таять. Из-подо льда вытаивали пулеметы, пушки. Туристы обнаружили даже труп красноармейца. Это там, в Приэльбрусье, сложилась песня «Барбарисовый куст», которую исполнял Юрий Визбор. Стихи и музыку к ней написал Николай Моренец, она посвящена нашим солдатам, снявшим с Эльбруса фашистские флаги и водрузившие на него те, что полыхают красным…
— Мне не забыть той долины, сложенный холм из камней. И ледоруб в середину воткнут руками друзей, — тихо запевает Юрий Николаевич. — Ветер тихонько колышет, гнет барбарисовый куст, парень уснул, и не слышит песен сердечную грусть…
Дальше не получается. Перехватывает горло. Так во всем — слишком многое пройдено, слишком многое уже осталось позади.
1952 год — Кавказ, 1953 — Памир, 1954 — снова Кавказ (и потом еще восемь раз), 1956 — Алтай, 1968 — Хибины, Мурманская область. Потом — Ленинградская область, Карелия, все республики Прибалтики. После — Белоруссия: Брестская крепость и Орша, под которой в 1941-м году дали первый залп наши «Катюши». 1979 год — Украина, Карпаты. Молдавия, Кишенев. Крым. Вся Средняя Азия — в основном, на велосипеде. Трижды — Байкал. Приморье. Чехословакия…
— Выезжал в ГДР в 1959 году — кстати, с этого у меня началась коллекция значков, — вспоминает Юрий Николаевич. — Нас, группу туристов, направили туда в поощрение — от спорткомитета. Поинтересовался при отъезде: что с собой брать? Говорят: «Возьми значков. И пару бутылок водки». Ну, я — человек послушный, так и сделал. А там так принято: даришь ты — дарят тебе. И я привез из ГДР целую коллекцию. Сейчас значков у меня около трех тысяч. Как-нибудь приходи, я тебе покажу. Меня привлекает район Югославии, Черногории, Словении — там не был. Но, я тебе скажу, лучше Урала нет ни-че-го! Это к нам должны ездить иностранцы, а не мы — к ним. Просто заграницей этот туристический бизнес раскручен, а у нас с ним пока дико и глухо.
«Заряженность у меня такая»
Окончательно на пенсию Юрий Николаевич Копытов ушел в возрасте 75 лет, в 2007 году. Говорит: сам понял, что пора.
— Я тут так много всего «натворил», что сам удивляюсь, — смеется краевед. — Но то, что мог делать раньше, мне стало уже не по силам. Сегодня тоже помогаю всем, кому и чем могу. Ко мне приходит студент железнодорожного техникума Яков, он составляет словарь ревдинских географических терминов. Я передал ему литературу, готовлю для него материалы, мы с ним беседуем, обсуждаем его идею.
…Мы беседуем два часа, и под конец Юрий Николаевич заметно устает. Он перенес инсульт, и ему нелегко долго говорить. При всем при этом — сам ездит к старшей дочери в Екатеринбург, и в свои 80 лет сохраняет кристально-чистый разум: много читает, разгадывает сканворды, слушает музыку и даже пытается работать на компьютере — дети научили. Прощаясь, я, не выдержав, задаю ему самый неоригинальный журналистский вопрос: почему люди, прошедшие войну, живут дольше, чем те, чьи детство и молодость пришлись на послевоенные, мирные и, казалось бы, благополучные годы?
— А организм закаляется, — улыбается Юрий Николаевич. — Привыкаешь жить интенсивно, с напряжением, не расслаблять себя. Многих, с кем я лежал в больнице по поводу инсульта, сегодня уже нет. А я что-то еще тяну. Заряженность у меня такая.
Байка из жизни
— В 1954 году, учась на последнем курсе института, отправился со сборной области в поход по маршруту Карпинск — Березняки. Я там получил урок на всю жизнь.
Был я тогда довольно шустрый и выносливый. Мы уже выходили в тайгу, когда меня попросили сбегать за пять километров — к геологам, которые обещали дать нам карту. Я сбегал туда и обратно (а это 10 км), и догнал свою группу. Всего протопал километров 20. После обеда решили идти в тайгу, по целинному снегу. Руководитель группы меня спрашивает: «Юра, ты как? Пойдешь, нет?» Я, конечно, набегался уже — ведь еще и с рюкзаком ходил туда. Но как-то постеснялся признаться в том, что устал. И пошел. Чувствую: у меня нога мерзнет. Остановились на ночевку. Мороз — -37 градусов. Забрались в стог — вроде, ничего. Шли в обычных лыжных ботинках, на ночевку переобулись в валенки. А я взял обычные, повседневные валенки, а не как принято — на размер больше, чтобы в случае чего дополнительно утеплиться. Я носки натянул, валенки, ноги сдавило — вроде, ничего не чувствую.
Утром встал, еще день шел. К вечеру — уже в тайге — переобуваюсь, смотрю: у меня ступни уже синие. Я левую ногу оттер, а когда занялся правой, вышел руководитель: «Завтра рано вставать, иди, ложись». Послушался. А утром встал — правая нога уже распухшая. Только на третий день попал в больницу. Лежал почти месяц — встретил там свой 22-й день рождения. Врачи предлагали отнять мне палец на ноге, но я его отстоял. С тех пор, если устал, всегда в этом признаюсь открыто.
