Ксения Звягина, студентка:
То, что бормочет за дверью
Религия, на мой взгляд, — дело интимное. Делиться тем, как и во что ты веруешь — так же небезопасно, как и открывать дверь незнакомцам…
— Ой… Здравствуйте, — всегда немного теряюсь, когда за порогом не те, кого ты ожидал увидеть: это как верить в стабильность солнца, но осознать вдруг, что его нет, а существует лишь скворчащая на сковороде глазунья… Отчего бы иногда разнообразия ради не последовать правилам, заученным с детства: смотри в глазок и громко спрашивай: кто стучится в дверь моя?
Две бесцветные разновозрастные женщины с полустершимися улыбками заставляют свои губы растянуться сильнее. Чтобы освежить дежурную приветливость.
— Добрый день, Марина…
Опять в растерянности: с утра, вроде, Ксюшей значилась. Да и вообще «Марин» в квартире не наблюдается.
— Мы к вам приходили около двух недель назад, помните? И, ах, да, ремонт тоже не был завершен, — младшая из безликого дуэта кивает на кучу строительного мусора в недрах коридора.
Хоть убейте — не помню.
— Вы подумали о том, как жить дальше?…
— Знаете, постоянно только этим и занимаюсь, — к стыду своему начинаю раздражаться: какое этим дамам дело до моего «завтра»?!
— Марина, вы молодец!..
— Ксюша я!
— Да-да, Ксения.., — повторяет женщина, нетерпеливо тряхнув головой. — Наша вера — то, что поможет заранее упорядочить будущее. Вот вам же хочется быть уверенной в завтрашнем дне? Почитайте-ка наш журнал, — на этом месте она достает из маленькой сумочки аляповатый буклетик.
Все ясно. Это те удальцы, которые с Иеговой связаны…
— Свидетели Иеговы, — будто подсказывает младшая.
— Я вообще-то христианка, — пытаюсь отбиться.
— Мы тоже! — с готовностью отвечают они хором.
Словом нужно уметь пользоваться, да.
— Православная, то есть.
— Ой, милая, а православные-то не по Библии живут! Вот Иисус — он кто? Православные Богом его считают, — причитает старшая.
— На самом деле, Бог триедин, — не оставляю попыток отгородиться скудным знанием о своей религии.
— Да-да, у них все так, — огорченно подтверждает младшая, но тут же реабилитируется. — Но вот у православных-то как: все умрут, и никто вечно жить не будет. А у нас — по-иному! Вот вы хотите умереть?
Как там говорят: точка кипения?
— В ближайшие планы не входит, — отвечаю спокойно, но резко захлопываю дверь перед самым их носом…
Безусловно, эти женщины-вербовальщицы не должны были щадить мои религиозные чувства. Их задача — переманить на свою сторону. Другое дело, что легче от этого не становится. И от нечестной игры остается неприятный осадок.
То, что сокрыто в учебниках
Жить, согласно УК и ГК, — быть правомерным гражданином. Думать при этом о спасении души — быть верующим. А, как я уже сказала, считаю, что религия — частное дело каждого. Профессор Хомяков в статье «Религиозная толерантность в мультикультурном обществе…» говорит, что это — западноевропейская модель мышления. У нас, в России, по-другому.
На встрече со студентами Владимир Легойда, главный редактор журнала «Фома», профессор МГИМО, настаивал на том, что «религия не может быть интимным делом, иначе будет, как у пуритан: по воскресеньям — вера в Бога, а в остальные дни — в фондовую биржу». Наверное, поэтому наше государство «вмешивается в дела совести граждан». И оттого-то «спевшиеся птички» Pussy Riot со своею панк-верой, что перешла дорожку вере христианской, подвержены суду уголовному, но не божескому, привлечены по статье «хулиганство».
И здесь, кстати, религиозная нестыковка мною подмечена: Бог и любой верующий, соответственно, презирает грех, но не согрешившего. Последнего он априори любит (во всех проявлениях). В случае же с панк-молебном почему-то обвинялись сами «промахнувшиеся», «ошибившиеся» (исходное значение слова грех — промах, ошибка). Но это так, к слову.
Вообще, религиозная толерантность — принятие чужой инаковости в рамках веры — как мне кажется, высшая ступень «терпимости», наиболее сложный ее level, который дано пройти не каждому. Здесь дело даже не в конфессии, к которой объект толерантности принадлежит, но в том, способен ли субъект не расплавиться под другим углом зрения.
То, что спрятано в руках
Пару лет назад ко мне в пригородном автобусе подсела улыбчивая бабушка. Таких нежных, с теплыми голосами и глазами, совершенно беззащитными под бликующими стеклами очков, называют божьими одуванчиками. Сидеть с ней было очень уютно: она бормотала о чем-то привычном, немного домашнем… И вдруг переключилась на тему православия. Говорила по-прежнему мило и вот с этими сверкающими беззащитными глазами, но уже много уверенней и предельно убедительно. И все она переспрашивала:
— Слушаешь, милая? Понимаешь?
Я слушала и, задремывая, понимала. Но вдруг над самым моим ухом раздалось страшное шипенье:
— У тебя когти, как у антихриста! Только перчаток нет, которые бы они продрать могли бы! Не мусульманка ты часом?
Видимо, бабушка разглядела мои ногти, покрытые лаком глубокого коричневого оттенка. Но при чем здесь ислам?
— Грязные они. Нечистые: не во Христе живут, — пожала плечами бабушка, стремительно теряя остатки своей прелести от первого впечатления.
…У меня о мусульманах два ярких воспоминания. Первое — от похода в мечеть, на экскурсию, когда никому ничего не навязывалось, лишь увлекательно рассказывалось. Второе — с семинара по философии, когда одногруппница-татарка расплакалась от бессилья перед агностицизмом преподавателя. И ничего грязного я не приметила. Что же было с бабушкой?
***
Знакомая протестантка сказала замечательную вещь:
— Неважно, каким путем человек придет к Богу. Главное, чтобы он сделал попытку, ведь Бог един для всех.
Я никому не открываю дверь в свою веру, держу для подстраховки ручку и гляжу в глазок. Пока на площадке не появилось человека, которого была бы готова впустить. Не уверена, что, если открою, не назовут «грязной» или не обвинят больше в отсутствии будущего. Здесь, за дверью, спокойно. И очень одиноко.
