Если очень хочется любить и быть любимой, а нельзя — как жить? Да и почему, собственно, нельзя, кто так решил, у кого вообще есть право решать это за нас? И может ли человек, на котором навеки клеймо отщепенца, любить по-настоящему? Ответить на такие вопросы предстояло зрителям спектакля «Дурочка и Зэк», премьера которого в Ревде состоялась 17 декабря на сцене КДЦ «Победа». Постановку показал театр Людмилы Копытовой «Провинция».
О том, что спектакль поставит перед ним острые вопросы, зритель, его посетивший, конечно, не знал. Легкое и ни к чему не обязывающее название наводило на мысли о тюремной романтике («О времена, о нравы!» — восклицали снобы в социальных сетях) и истории про блатную любовь.
На деле все оказалось не так. Мы увидели добротную работу — и актеров, и режиссера, и декораторов, и костюмеров (если таковые были).
Людмила Копытова заняла в спектакле актеров Андрея Голубева и Юлию Сметанину. Оба опытные артисты, Андрей на сцене с юных лет, певец, актер, воспитанник старой школы Дворца культуры. Юлия — режиссер с профильным образованием, работает в ДК и занимается театральным мастерством с детьми.
Больше часа они были на сцене вдвоем и искусно рассказывали историю запретной любви своих героев — и не покидало ощущение, что «за скобками» оба оставляют кое-что еще, чего мы о них никогда не узнаем.
Сама история на первый взгляд очень простая: они встречаются на автобусной остановке, приходят к ней домой; она его кормит, а он, стоит ей выйти из комнаты, ищет, что стянуть. Она — дура, потому, что доверилась первому встречному; он — зэк, который только вчера освободился и не может избавиться от старых привычек. Вроде, все понятно, вот и конфликт.
Но — нет.
Смотрим дальше и узнаем, что она — инвалид. Пострадала в аварии, в которой погибли ее родители, двадцать лет назад и теперь «больная на голову»; живет не то чтобы затворницей, но очень одиноко, хотя очень светлый, добрый и неглупый человек. Была у нее история любви, закончившаяся беременностью, но любимый («Он был летчик, самолеты испытывал») погиб (а на самом деле, скорее всего, просто бросил ее), а тетка-опекун заставила ее сделать аборт.
Ей нельзя любить, современное общество запрещает «недееспособным» брать на себя ответственность даже за собственную жизнь, что уж говорить о детях. И за этим строго следит ее тетка: «убогой» племяннице она ловко подрезает крылья, стоит им только затрепетать.
А он — воришка, всю жизнь проведший за решеткой. Искусный враль, который сочиняет небылицы о себе так обаятельно, что не хочешь, а поверишь. Например, рассказывает, как водружал знамя над Рейхстагом или в 43-м готовил покушение на Гитлера, а потом воевал в Афганистане и летал в космос с посланием инопланетянам, нанесенным в виде татуировок на его грудь и плечи. Он выброшен из круга жизни и тоже лишен права любить, потому что ничего не имеет за душой.
Они похожи друг на друга: оба с распахнутым сердцем. И она тянется к нему — потому что чувствует близость такой же бесприютной души и потому что устала быть одна. А он, по случаю оказавшись с ней в постели, утром уходит навсегда — и она плачет, плачет навзрыд, сидя в своей нелепой атласной пижаме на старом стуле по центру сцены.
А потом он почему-то возвращается (с пакетом утащенных из дома серебряных ложек). Счастье кажется таким возможным, таким близким, когда они смотрят друг другу в глаза, стоят на коленях лицом к лицу. Но ее тетка-опекун (небольшая, но емкая роль Екатерины Ворониной), словно deus ex machina, решает все за них — его прогоняет, а ее захлебывающиеся рыдания унимает на своей груди. Точка.
Актеры проявили мастерство в монологах. Круглое искреннее лицо Юлии Сметаниной внезапно озаряла нежность — и тут же черная тоска делала его непроницаемым. А ужас, с которым она рассказывала об аварии, где погибла ее семья, был настолько явным, почти осязаемым, что зрители в зале невольно ежились в своих креслах.
Андрей Голубев мастерски менялся в лице, жестах, повороте головы, когда «дурил» ее, а потом оставался один и обшаривал ящики. И все равно его вор получился неприкрыто обаятельным и не вызывал негодования или брезгливости, как можно было бы предположить.
В финале под романс «В лунном сиянии» они вышли на авансцену навстречу друг к другу: она — в свадебном платье, он — при бабочке. Финал кажется открытым: зрителю разрешают поверить, что они остались вдвоем.
Но это скорее фантазия, непонятно кому из них двоих принадлежащая (а может, обоим?) — они МОГЛИ БЫ быть вместе, позволь им это жестокое общество. Но общество не позволяет: и в этом их трагедия, боль маленьких людей в огромном мире, которую не избыть и не выплакать, как ни старайся.
Зрители устроили овацию актерам, когда те вышли на поклоны: полуторачасовой спектакль пролетел на одном дыхании. Про повтор пока не говорят, но по доброй традиции «Провинции» его, скорее всего, можно ожидать весной.
Видео Ксении Какшиной, Ревда-инфо.ру
