На прошлой неделе в нескольких регионах страны состоялись митинги преподавателей школ, вузов и детских садов, а также студентов — они протестовали против проходящих сейчас крупномасштабных образовательных реформ. Два важных пункта в составленном митингующими «листе ненависти» — это федеральный закон №83, в котором многие видят угрозу бесплатному образованию в том виде, в котором оно существует на сегодняшний день, и новая система оплаты труда (НСОТ) учителей, суть которой можно коротко обозначить поговоркой «как потопаешь, так и полопаешь». «Лента.ру» поговорила с противниками и сторонниками этих двух нововведений и выяснила их аргументы.
Ирина Якутенко, Lenta.ru
Самостоятельная жизнь
Финансовую самостоятельность школам предоставляет федеральный закон №83, который был принят 8 мая 2010 года и вступил в силу с 1 января 2011 года. Он подразумевает, что, по крайней мере, часть школ перейдут в статус так называемых автономных учреждений — то есть смогут зарабатывать и распоряжаться деньгами практически так же, как, например, магазины или автосервисы. Разумеется, это сравнение очень грубое — например, в отличие от магазина, часть финансирования школы по-прежнему будут получать из бюджета. Но если раньше все оставшиеся не израсходованными средства школы должны были возвращать в бюджет, то теперь они смогут использовать их, например, для покупки новых компьютерных программ или дополнительного оборудования для спортивного зала. Если выражаться языком законотворцев, то школы переведены со сметного финансирования (когда назначение всех средств строго определено) на субсидии, которыми можно распоряжаться по собственному усмотрению.
Кроме того, 83-ФЗ разрешает школам самостоятельно распоряжаться заработанными средствами — эта возможность была дана школам аж с 1992 года, когда был принят первый в России закон «Об образовании». Но с 2004 года был введен новый бюджетный кодекс, и до появления 83-ФЗ все деньги, которые школа получала, проводя дополнительные уроки английского языка или организуя семинары для учителей, классифицировались как вненалоговые бюджетные поступления, и решение о том, как их тратить, принимал учредитель — то есть, муниципалитет или регион. С введением закона №83 школа обрела право самостоятельно распоряжаться своими «кровными».
Читать оригинальный текст закона практически невозможно — по степени неудобоваримости слога и бестолковости структуры он может дать фору многим правительственным документам. В итоге основными читателями 83-ФЗ стали его составители, и этот факт многие аналитики считают одной из существенных причин неприятия нового закона. Такого мнения придерживается, например, Ефим Лазаревич Рачевский, руководитель московского Центра образования №548 «Царицыно», который уже много лет фактически живет по нормам 83-ФЗ.
По мнению Рачевского, новый закон «в подлиннике» не видели, как минимум, 95% тех, кто его критикует. Эта оценка не кажется слишком завышенной — особенно если вспомнить периодически разгорающиеся в Сети скандалы по поводу неминуемой отмены в России бесплатного образования стараниями авторов 83-ФЗ. Перспектива платить за школьные уроки, мягко говоря, не прибавляет закону народной любви. Минобр и лично министр Андрей Фурсенко много раз опровергали эти домыслы, на все лады повторяя, что платного образования в стране не будет, но народ Минобру не верит.
Статьи и записи в блогах о том, что родителям придется оплачивать существенную часть школьной программы, обычно начинаются фразами вроде вот этой: «Государство полностью отказывается от финансирования образования, что является его прямой обязанностью». В одном из интервью Рачевский так прокомментировал подобные заявления:
— Задание для школ от государства будет основано на государственном стандарте образования, обязательном для исполнения. Это значит, что если по государственному стандарту в первом классе положено в неделю дать бесплатно 22 часа в рамках основного (общего) образования и 10 часов в рамках дополнительного образования за счет муниципалитета, то они и будут даны. И если из этих 32 часов хотя бы один час руководитель учреждения попросит оплатить родителей, то его ждет встреча с прокурором.
Бедные школы, богатые школы…
Но противников образовательных реформ беспокоит еще и такой факт — по их мнению, новые правила лишают директоров школ возможности принимать решения независимо от позиции региональной или муниципальной власти. Более конкретно опасения протестующих сформулировал сопредседатель независимого педагогического профсоюза «Учитель» Всеволод Луховицкий:
— Когда муниципальные или региональные власти говорят директорам школы: 80% школ должны по новому закону №83 принять статус автономных некоммерческих организаций, те, даже если совсем не хотят этого, не могут спорить, потому что они полностью от местных властей зависят.
Луховицкий согласен с тем, что возможность самостоятельно зарабатывать себе на жизнь — это, теоретически, благо. Однако далеко не все российские школы доросли до него.
— Сильная школа, с хорошим составом учителей, с талантливым менеджером-директором, может рискнуть отправиться в такое плавание, — говорит он. — Слабая школа, каких, к сожалению, у нас все-таки большинство, в такой ситуации не выживет. Рассчитывать на то, что, бросив людей в воду, мы получим хорошо плавающих мастеров, нельзя. Скорее всего, школы будут фактически разоряться, влачить жалкое существование. Таких школ в России очень много.
Изменение правил финансирования школ призвано помочь лучшим из них развиваться дальше и отбраковать худшие — хорошие школы, способные предоставить широкий спектр дополнительных услуг, будут привлекать новых учеников, каждый из которых приносит с собой условный «мешок денег» (на каждого школьника государство выделяет школе определенную сумму денег — так называемое подушевое финансирование). Напротив, из плохих школ дети будут уходить, и рано или поздно такие школы отомрут. Луховицкий считает, что эта схема эффективна далеко не для всех школ:
— Это в Москве хорошо, где ребенок в одну школу попал, ему не понравилось, он перешел в другую, — говорит он. — Если в маленьком городе всего пять школ, то не сумеют все перейти в одну. В результате, школа остается плохой, но при этом она будет вынуждена тянуть деньги, организуя дополнительные образовательные услуги, толком никаких знаний не давая.
На вопрос, зачем нужно сохранять слабые школы, которые плохо учат детей, Луховицкий ответил, что слабая школа может стать сильной только в том случае, если она будет выведена из-под «гнета» региональных властей, которые требуют от школ заполнения тысяч ненужных бумажек.
— Предполагать, что непонятно откуда в России появится двести пятьдесят тысяч хороших школ, восемьсот тысяч хороших учителей — это прожектерство. Не будет этого, пока не будет у учителя свободы и нормальной, достойной оплаты труда, — утверждает профсоюзный лидер.
Где взять миллион гениев?
Еще одно нововведение, против которого выступают Луховицкий и его единомышленники — это внедрение новой системы оплаты труда (НСОТ). Она предполагает, что зарплата учителей будет делиться на базовую и стимулирующую части, и решение о перечислении и размере последней будет принимать управляющий совет школы. Критики изменений нынешних правил оплаты труда считают, что НСОТ поставит учителей в зависимость от решений управляющих советов и лишит уверенности в завтрашнем дне (и без того не очень-то обоснованной), так как они не будут знать, сколько денег будут получать, скажем, в ближайшие полгода.
Более того, Луховицкий полагает, что объективно оценить, насколько хороша та или иная школа, в принципе невозможно.
— Идеологически эта система предполагает, что во всей огромной стране (если не ошибаюсь, у нас сейчас около миллиона учителей) можно найти и отобрать миллион гениев, которые будут работать в школе, — говорит он. — Педагогика — это не театр, не литература и даже не теоретическая физика. Это массовая профессия, а в массовой профессии не может быть миллиона гениев. Рассчитывать надо на обычного, нормального, среднего человека, честно выполняющего свою работу.
Рачевский придерживается ровно противоположных взглядов — он считает, что несправедливо платить одинаковую зарплату учителю, который подходит к своим обязанностям чисто формально, и энтузиасту, который действительно добивается, чтобы его ученики усвоили новые знания.
— Этому меньшинству надо доплачивать, — говорит Рачевский. — Пора перестать эксплуатировать учительский энтузиазм. Большинство же, которое ждет, чтобы сверху какой-нибудь дядя дал им денег только потому, что они учителя — это нонсенс.
Но в одном противники и сторонники реформ в образовании сходятся — на сегодняшний день зарплаты у учителей в России безобразно маленькие.
«Нормальная работа гражданского общества»
Противники закона полагают, что введение 83-ФЗ будет иметь катастрофические последствия для образовательной системы, его внедрение в нынешнем виде следует приостановить и внести в закон необходимые поправки. Сторонники же считают, что если новый закон и произведет какой-то эффект, то он будет, скорее, положительным, а результат будет виден не раньше, чем через два-три года, и до этого времени митинговать и требовать внести в новоиспеченный закон изменения неразумно.
Если рассматривать бурные процессы вокруг принятия 83-ФЗ и других образовательных реформ отвлеченно, то их можно принять за проявления нормальной «работы» гражданского общества. Чиновники принимают новый закон, призванный сделать жизнь людей лучше, причем в процессе работы над ним они, вроде бы, советуются с основными «получателями» результатов действия этого закона (по крайней мере, так уверяют авторы закона — протестующие же говорили об обратном), но какая-то часть граждан остается им недовольна и выражает свое мнение в форме акций протеста. Власти частично прислушиваются к требованиям несогласных, вносят коррективы, и этот процесс взаимодействия продолжается до достижения взаимоприемлемого компромисса.
Однако в действительности механизм демократического введения реформ в России пока налажен довольно плохо. Решения все еще принимаются кулуарно в закрытом режиме и с большим количеством интриг. В результате рождается масса слухов, люди ругают Министерство, выходят на митинги протеста и так далее. И в такой нервной обстановке бывает трудно объективно оценить, насколько хороши собственно законы.
