В старинном двухэтажном деревянном доме на Металлистов, 14, который осенью 2010 года был признан непригодным для проживания, сейчас живут четыре семьи. Три квартиры были в свое время приватизированы, а 87-летняя Наталья Петровна Трухан свое жилище не оформила в собственность, ее квартирка так и осталась муниципальной.
Дом ветхий, разваливается на глазах и очень холодный — тепло, пока топишь печь. В «Демидов-центре» есть данные, что дом на Металлистов, 14 принадлежал роду Богомоловых, территория застройки — вторая половина XVIII века. По словам местного краеведа Сергея Новикова, «точной даты строительства здания нет, архивы сгорели, но совершенно точно, что в 1850-х годах дом Богомоловых уже стоял». То есть вполне возможно, что дом — почти ровесник Ревды, памятник архитектуры. Только жить в нем нельзя.
— Мама здесь с 1965 года прописана, в 1989-ом ее поставили на очередь на улучшение жилищных условий, — рассказывает Анна Григорьевна, младшая дочь Натальи Петровны, она приезжает из Набережных Челнов, где живет, чтобы похлопотать за маму. — Она была 30-я в общей очереди, в 2010-ом я настояла, чтобы признали дом аварийным, комиссия составила акт, что дом непригоден для проживания, а плату за капремонт до этого брали! Маму поставили в другую очередь 204-й! Когда ей теперь получить жилье?! В жилотдел, как на работу хожу, и Путину дважды писала — никакого толку. Осталось только в ООН написать.
Анна Григорьевна рассказала, что мама сначала работала в ресторане «Металлург», а потом 15 лет была санитаркой в Доме ребенка, на пенсию ушла на два года позже, чем положено.
— Мама непритязательная, никуда не обращалась, говорила, «нам с Володей (отчимом) хватает», — объясняет дочь. — Отчим два года назад умер, я приехала, а у нее полиса нет, пенсия 4000 рублей, сейчас добавили — 7000 стало. Полис выправила, у нее в 1989 году диагностировали рак, даже справку в онкологическом центре выдали, но она больше никуда не пошла и забыла — до сих пор живет. Я хотела забрать маму к себе, но у меня трехкомнатная квартира, а живут три семьи с детьми. Маме покой нужен, а с маленькими детьми какой покой?! Да и очень тесно у нас. Надеялись, что маме жилье дадут. Если бы мамина квартира была приватизирована, я бы ее давно продала, маме купила бы жилье в Набережных Челнах. Мама до войны жила в Чернигове, была замужем, но муж ушел в партизаны и пропал. Все официальные инстанции ответили, что такой не значится. Мы искали, даже в передачу «Жди меня» обращались, но бесполезно. Мама в войну копала окопы, была связана с партизанами, после освобождения разбирала завалы, но никаких документов не сохранилось.
— И этой спрауки нэма, — сокрушается Наталья Петровна (за более полувека жизни на Урале она не разучилась говорить с певучим украинским акцентом, с характерной мягкой «г») и, объясняя свою нелюбовь к документам, продолжает: — Кто ж мэне будэ кормить? Кусок хлеба зарабатывала. Перед войной жила у одной женщины в дереуне Андрееука, под Черниговом. Мы учились на парикмахеров, нас было 1002 человека, нам по 16 годков было, и мы копалы окопы. Уже немцы стали подходить, нас с подругой перекинули в разведку. Нас учили человека узнавать по взгляду, по разговору и по работе. А самолеты нас как бомбилы, один Бог знает! Муж на фронте погиб. Где я его найду, из-под земли не выкопаю? Его товарищ Павлик Приступа (в городе Чернигове в соседах жили) пришел и сказал, что муж погиб в Пинских болотАх, в Белоруссии. Он говорить, что мужу задание дали, надо немцев провЕсти, чтобы все потонули. И он, скорей всего, потонул. В Чернигове немца застрЕлили, где ихные дома, они, бедные, по месяцу сидели на допросах. Наш дом немцы спалилы. Воны обещались нам квартиры дать, но голодно было, я дочку Тасю забрала и уихала в дереуню к отцу и работала дояркой. Попался мужчина, красивый и умный, мы хотелы сойтись, а отец не разрешал, я Аню родила… Плохо, что военные людэ убитые, и даже извещения родителям нет. Оба брата погибли, у одного есть захоронение, у другого нет, без вести пропал. Брат под самой Москвой воевал, и не стало его, и извещения нэма. Славились в армии — смелые. Родители в деревне получали по 12 рублей. Никто не заботыться, а еще говорят, вот так да так, будто все хорошие, шо и власть хорошая, да как живуть — друг друга виновять.
Анна Григорьевна рассказала, что в сентябре 2010 из городской администрации ответили, что «для проведения ремонтных работ надо 82 тысячи 255 рублей 44 коп», мол, ищем источник финансирования — не нашли.
— К нам пришли, все обмеряли, посчитали, дважды фотографировали, — утверждает она, — хотели хотя бы окна поменять. До сих пор меняют. Печка разваливается, я постоянно замазываю. Сколько дров надо покупать! Мы несколько раз топим, только тогда тепло.
— Ну, старый дом, ты пойми, — обращается ко мне Наталья Петровна. — Мы дроу купилы на 12 тысяч, копилы гроши. Не по 100 тысяч получаю, не по 50. Ирина, матушка, побеспокойся. Если дуюн дай, то дают квартиру. Было бы у меня 100 тысяч, и квартира бы была, и дом бы был. Никогда жизни не було и не будэ…
В отсутствие дочери Наталье Петровне помогают социальные работники. На днях Анна Григорьевна вынуждена уехать в Набережные Челны — заболел внук. И о маме сердце болит. Договорилась с племянниками об уходе. По словам дочери, в жилотделе говорят, что будут давать квартиры сиротам, возможно, какое-то жилье появится. Конечно, лучший выход — комната в Доме ветеранов, но там тоже очередь.
О бедственном положении Натальи Петровны Трухан мы сообщили депутату Андрею Мокрецову, он приехал к ней в гости, посмотрел, побеседовал. Нам Андрей Васильевич сообщил, что подготовлено ходатайство об устройстве пожилой женщины в Дом ветеранов, а он делу «постарается придать ускорение».
