В субботу во Дворец культуры Ревды приезжали редкие гости — там состоялся концерт группы «Экс-ББ». Полного зала театру эксцентричных пародий собрать не удалось, но, как признался в интервью один из старинных участников коллектива, в этом есть свои плюсы. Немногочисленные зрители заряжались оптимизмом от московских артистов целых два часа без антракта, и все это время ревдинцы хохотали, общались, когда требовалось, и сами шутили.
Пока в гримерке после концерта директор паковала чемоданы с костюмами, Александр Озеров, на которого я хотела напасть с вопросами, подставил Александра Калинина отвечать, а сам скрылся на сцене, где стоял рояль. На протяжении всего интервью с Александром Калининым, Александр Озеров бегло играл на память классические произведения.
Г.В.: Концерт мне понравился, хоть я немного не ваша аудитория. Вы же согласитесь, что ваша аудитория гораздо старше меня?
Александр Калинин: Да, конечно. Но мы всячески стараемся, чтобы молодежь тоже приходила на наши концерты. Вам тут не холодно?
Г.В.: Нет, спасибо. Как вы собираетесь привлекать молодежь?
Александр Калинин: Нужно понять, над чем, над каким персонажем хотелось бы смеяться молодежи. Что вообще вкладывается в понятие их юмора. Юмор меняется со временем, не только предмет юмора, но и сама природа смешного меняется. Когда мы выскочили в 80-х годах на волне популярности, мы объясняли это тем, что зацепили еще не раскрученный жанр, сленговое такое словечко, стебок. Нам казалось, что мы стебаемся, и это было то, что нужно тогда. Правда так и не сформировалось понятие в культурологическом смысле у критиков, что такое стебок. Они употребляют это слово, но он у каждого свой, и у артистов — свой. Саша Цекало стебается по-своему, Крылов Сережа — по-своему, Экс-ББ — по-своему. Но в целом, нам кажется, что это такое ироничное отношение к миру и к себе в этом мире. То есть это такой комплексный взгляд — мы стебаемся. На наш век стеб таким и останется, но как современная молодежь видит себя в сегодняшнем мире, и как она иронизирует по этому поводу — это предмет познания для нас, изучения. И это достаточно сложная штука — обрести новую молодую аудиторию. Не вариться в собственном соку, не законсервироваться.
Г.В.: Вы ее обретаете за счет новых участников, более юных?
А.К.: Да, в какой-то степени. Гия Гагуа попробовал… Это не тайна, что после того как умер Вадик Сорокин, Гия решил, что он созрел для сольной карьеры. Он решил, что будет делать свою программу, что он видит юмор по-своему, что мы не догоняем, а он окрыленный и просил не подрезать ему крылья. Мы предложили ему на выбор все формы творчества, он ушел в индивидуальное плавание и набрал команду из молодежи. Он посчитал, что к молодым нужно придти с молодежью. И получилось, что сейчас он в этой команде лишний. Он набрал хороших ребят, но пошел немного в другом направлении, не эксбэбэшном. Он для себя, наверное еще с тех времен, когда мы были в «Бим-Боме», сохранил желание покорить зрителя чистым искусством, не таким замысловатым, как мы выдумываем шутки, да еще со вторым планом, со второй производной… А таким чистым искусством, в лоб: человек умеет делать тройное сальто, здесь уже никуда не попрешь, будешь сидеть и аплодировать за то, что он такое умеет. Он решил обратиться по-бим-бомовски, как наш бывший художественный руководитель Левушкин, к цирковому жанру. Гия набрал команду из ребят из циркового училища, акробатов. Не важно, что они не поют, не умеют сочинять шутки, там у него есть авторы какие-то, за деньги можно сейчас нанять. Хотя на наш век ни одного автора, кроме Сережи Дроботенко и Лени Беккера, нам не удалось привлечь к нашему жанру, потому что сложно. И то, они сделали по номеру и сказали, что хватит, т.е. это настолько неблагодарная работа, требует столько сил, что лучше они напишут для какого-нибудь разговорника номер, продадут его за те же деньги, и всё будет хорошо. Но вот Гия пытается искать каких-то авторов, однако же его номера больше танцевально-трюковые. Юмора там на наш взгляд практически нет. Он ушел совершенно в другом направлении. И в этом жанре он потерялся. Как Петросян про него сказал, когда Гия попытался придти в «Кривое зеркало»: «Вот удивительно, когда человек был на своем месте, он был привлекателен. Он из этого место ушел и теперь где он? Как ему найти другое такое место?» Это очень трудно. Один раз звезды так сошлись, повезло, а теперь — поиск, поиск, поиск… Но ему нравится творческий поиск. Это я к чему говорю, о молодежи. На их фоне, таких вот ребят-попрыгунчиков, ребят молодых, зажигательных, он выглядит старым. Его место тогда где-то в режиссерской ложе, может быть, он к этому и стремится, не знаю. Поэтому мы решили пойти другим путем — искать людей, которые нам близки и по возрасту, и по менталитету, и по духу. Если они чуть моложе, минус семь лет, это уже в нашем возрасте не принципиально, это не 25. Тем не менее, они все равно приносят «новую кровь», новый взгляд, новые силы, и это помогает не вариться в собственном соку. Зритель это чувствует, и номера получаются более профессиональными. Ведь мы привлекаем ребят с какими-то профессиональными навыками, эти навыки пытаемся поместить в красивую оправу. В номере «Ургант и Цекало» голос Андрея Клюева и владение инструментом Александра Озерова были поданы.
Г.В.: Вы сказали, что сценарии вместе пишете. Как это происходит обычно?
А.К.: Трудно. Собираемся на репетиции и задаемся вопросом: чем будем удивлять? Как правило, первые две, три репетиции бывают в молчании, выжимаем… кто-то приходит уже с заготовками, со своими предложениями, начинаем за них цепляться. Если рождается что-то на репетиции, забираем домой, думаем дома. Это такой образ жизни: выдумать номер — все равно что родить, но сначала нужно выносить.
Г.В.: Сами смеетесь на репетициях?
А.К.: Бывают шутки «в стол», т.е. мы над ними смеемся, но понимаем, что для зрителя у нас есть некоторая планка, в отличие от «Comedy Club». Несмотря на то, что мы их действительно с удовольствием смотрим, но опять же с удовольствием смотрим, чтобы понимать. Нужно смотреть очень хорошее и очень плохое, у них есть и то, и другое, чтобы видеть границы. Они для нас как лакмусовая бумажка. Хотя это очень талантливые ребята, и многие из них достигнут высших вершин, такой потенциал колоссальный. Но, тем не менее, у каждого есть своя планка. Мы ниже этой планки не можем позволить себе опуститься, и поэтому что-то уходит в стол, посмеялись и в корзину.
Г.В.: Какие темы запретные для вас?
А.К.: Вы знаете, раньше я бы с легкостью ответил на этот вопрос. А сейчас, опять не к ночи будет помянут «Comedy Club», настолько опустилась планка, настолько сам зритель опустился. Сейчас мы вынуждены идти на поводу у зрителя, потому что мы живем в условиях рынка: если нас не будут покупать, мы прекратим свое существование. Мы же не можем работать на одном энтузиазме, это ведь наш единственный хлеб. Поэтому мы должны подстраиваться. Планка зрительского восприятия настолько упала, что многое, чего раньше бы мы себе не позволили, сейчас вынуждены позволять. Как Регина (Дубовицкая — прим. Г.В.) говорит: «Трехрублевый зритель требует». Есть разные категории зрителей. К сожалению, очень большая аудитория понимает только простой юмор и простые шутки…
Г.В.: Без второй производной? Но ведь вам получается проще, не нужно выдумывать лишнее?
А.К.: А мы уже привыкли! Нам уже неинтересно. Мы это скрепя сердце делаем. Наоборот, нам удовольствие доставляет, когда аудитория поняла второй смысл, и она именно на это отреагировала, а не на первый план — тогда мы кайфуем.
Г.В.: Сегодня были такие моменты?
А.К.: Сегодня потрясающая в этом плане аудитория. Нас потряс вообще Урал. И не первый раз. Есть такое понятие периферийного зрителя, более упрощенного, и не требовательного к тому, чем будут развлекать. Но нам кажется, что понятие провинции — это не то, насколько человек удален от центра. Можно быть достаточно образованным, интересующимся, любознательным человеком, тем более, что средства массовой информации позволяют себя держать в этой форме. Поэтому мы не считаем зрителя удаленного от Москвы провинциальным. В Москве провинциалов больше, чем где-либо. Так вот уральский зритель, чем нас всегда поражает, мы чувствуем, что они потомки тех людей, той интеллигенции, которая была сюда переселена в какие-то тяжкие годины нашего государства. Эти гены здесь хорошо себя чувствуют, сохранились и размножаются. И это радует. Сегодня в Ревде очень требовательный зритель, малочисленен и тем понятен, в том плане, что его видно. Когда большая масса народа, они друг от друга зажигаются. Это неуправляемый процесс. А здесь их мало, и можно было даже следить за группами людей, кто на какие шутки реагирует. Сегодняшний зритель порадовал своей интеллигентностью и требовательностью. Было понятно, что этого зрителя просто так не возьмешь, не схалтуришь где-то, опираясь на шутку, что она сама пройдет. Знаете, есть такое понятие: шутку сказал — она сама выстрелит на любую аудиторию, можно не напрягаться. Нет, этот зритель требует, чтобы ему донесли: «Что же вы хотели сказать?» Сегодняшний зритель был непростой и от этого интерес, держал в тонусе.
Сергей Шолох: Сегодня прямо передо мной сидела девушка с каменным лицом, и я все думал, как же ее расколоть. Это собирает, мобилизует, и ты начинаешь работать именно на этого человека. У тебя появляется задача перетянуть его на свою сторону.
Г.В.: У вас сегодня был довольно длинный концерт, два часа без антракта. Вам самим не тяжело без перерыва?
А.К.: Нет, мы привыкли именно к такому режиму, нас наоборот антракт расхолаживает. Номера выстроены так, чтобы они шли по закону дивертисментного концерта: где-то спад, чтобы люди отдохнули, чтобы энергетика раскачала зал, чтобы ее сообщение от зрителя к нам, от нас к зрителю, наладилось в полной мере. Тогда можно финалить концерт.
Г.В.: Есть у вас любимые персонажи?
А.К.: У меня любимый персонаж Вицин. Вообще я этого актера очень уважаю, в нем удивительное сочетание комедийного и трагикомического талантов. Он может блистательно играть серьезную роль, трагедийную…
Г.В.: Драки за изображение Вицина не было в коллективе?
А.К.: Нет, мы по психо-физиономическим принципам отдаем роли. Трудно представить, что я бы или Серега играли «Доцента» при наличии более крупного кандидата. Здесь уже исходя из физических возможностей актера. Иногда бывает подменяем друг друга, и тогда бывает интересно попробовать себя в чужой роли. Когда кто-то уже эту роль играет, и ты в нее пытаешься попасть — это сложнее, чем с чистого листа, потому что боишься быть похожим. А с другой стороны проще, потому что другой уже что-то нашел, и ты можешь воспользоваться какими-то моментами. Всегда же легче снимать с пародиста, чем с персонажа, он уже вобрал в себя квинтэссенцию персонажа. Мы не боремся за роли.
С.Ш.: У меня нет любимого персонажа, но у меня не получается играть женщин. Мне очень нравится, как ребята делают «Блондинок», как будто они сами тетки, на самом деле. Я еще не поймал.
А.К.: Его брутальная природа не позволяет пока играть женщин…
С.Ш.: Нет, конечно, я играю женщин, всё нормально. Но нет легкости. Должна быть профессиональная легкость… Мне тяжело их играть, но в этом и интерес — овладеть женщинами.
А.К.: В прямом и переносном смысле.
Г.В.: Анна Семенович когда-нибудь к вам подходила по поводу того, как вы ее изображаете?
С.Ш.: Я с ней знаком лично, но по этому поводу не подходила… Не знаю, честно говоря, в курсе ли она.
А.К.: Она в курсе, что мы занимаемся пародиями, но видела ли она этот номер, мы не знаем. Но она девчонка такая, с юмором, она отрицательно бы к этому вряд ли отнеслась. Тем более, она же прекрасно понимает, в какую игру она играет, для нее ведь это тоже PR-ход. Мы карикатуристы, берем ту деталь, которую сам человек выпячивает, которую предлагает на потребу зрителям. Однажды Серов обиделся на нас на заре нашего творчества, что мы его гротескно показали, как на него дует вентилятор, как он тащится сам от себя. Но потом с годами он пришел и сказал: «Мужики, вы на мне выросли, вы мне еще коньяк должны поставить». Он сам везде культивировал такой свой образ, мы ничего закулисного не выносим. Есть некие вещи, над которыми мы никогда не стали бы шутить. Есть некий рубеж, за которым есть что-то интимное, сокровенное, святое, над чем нельзя глумиться. Однажды была грань, которую мы перешли, я считаю, и нам не простила Алла Борисовна. Но нас на это подтолкнули, мы не сами придумали, среда затянула. Мы участвовали в одном из первых шоу Валентина Юдашкина, где Алла Борисовна должна была быть. И в тот момент она пиарилась по поводу своего веса, что она сделала какие-то пластические операции, липосакции, и это было достоянием прессы. Это смаковалось на каждом шагу. А мы же работаем по принципу «утром — в газете, вечером — в куплете». Конечно, мы это взяли. Я абсолютно уверен, что если бы Алле Борисовне это было уж так в тягость, она бы не позволила, она-то уж! Кто-то не мог бы воздействовать, у кого руки коротки, но Алла Борисовна заткнула бы любую прессу. И была такая шутка: якобы у нас звезды выходили на подиум, и Пугачева вышла с таким текстом, что «Валя, кто у тебя ходит по подиуму? Эти тоненькие с ножками, 90-60-90». Точно не помню, это старый номер, но в конце она пропела: «А вот 120-120 на 120 — это хорошо». Камера была специально направлена на Аллу Борисовну, смотрели на реакцию ее. А она, как неглупая женщина, понимала, что за ней следят, и обязательно пустят в эфир ее реакцию. И она, конечно, показала всей стране, как она сама над этим смеется. Она там ухахатывалась, номер прошел на ура. Но потом она поймала нас за кулисами и сказала: «Еще раз… и я вам покажу». Мы поняли, что для нее эта тема не простая, но, тем не менее, она позволила нам такую шутку, и мы ее долго работали, а у себя в подсознании держали, что в следующий раз надо быть осторожнее.
Г.В.: Кроме Аллы Борисовны никто претензий не предъявлял?
А.К.: Предъявляли, особенно на первых порах. Были какие-то обиды со стороны звезд, но по мере возрастания популярности коллектива, по мере того, что мы стали участвовать с ними в одних концертах, и они могли сами посмотреть номера, нашу кухню, они проникались уважением, понимали, что мы имеем некие критерии, не позволяем себе лишнего, что мы воспитанные люди и уважаем свой цех. И плюс, какая бы ни была пародия, она является рекламой. Потом обиды прекратились, и наоборот пошли заказы: «А на меня сделайте? А почему на меня не делаете?» Помню, Долина Лариса принесла нам свои костюмы, парики, сделайте, мол, пародию на меня? Мы очень долго заходили с разных боков, и не знали, за что зацепить. Мы по-прежнему дружны с Ларисой, но здесь бы мы не позволили себе зацепить вопрос похудания. Мы понимали, что Пугачева к этому относится легкомысленно: сделала себе пластическую операцию, потом пришла, навернула себе бутерброд с ветчиной. То есть она, как приобретает, так и отдает легко, а Лариса существенный отрезок посвятила героической борьбе с весом, и это можно только уважать. Стебаться по этому поводу неуважительно. Мы наоборот пытаемся подцепить то, что зритель видит в актере, а актер позволяет ему это увидеть, и они находят в этом некое единение. А мы это гиперболизируем, усиливаем по-клоунски, и зритель говорит: «Надо же ребята подметили то же, что и я». Но это уже тридцатилетний опыт найти это единение. С годами стало намного труднее. Артисты не позволяют сейчас себе шаг влево, шаг вправо. Артисты со своими имиджмейкерами выверяют каждый шаг свой и не позволяют шутить, не дают повода. Той свободы и легкости, которая была в 90-е годы, нет.
Эстрада и шоу-бизнес очень сильно поменялись, поэтому мы ушли в какие-то политические темы, социальные. Сейчас пародий в нашей программе мало, больше социально-значимых номеров. Теперь другая крайность, теперь нам указывают люди сверху: «Аккуратнее ребята, это слишком серьезные темы вы затрагиваете. Шутите о чем-нибудь простом, о теще, например».
Г.В.: То есть следят сейчас за этим?
А.К.: Да… Только не так следят, как раньше приходила директива сверху. Сейчас есть какая-то общая установка, и уже люди на местах просто в силу своей сущности перестраховочной, боязни за собственное кресло, они дуют на воду, обжегшись на молоке. И теперь непонятно, по каким правилам мы играем. Раньше хотя бы было понятно, против кого играем. А теперь не ясно, кто же за всем этим стоит, и кто является разносчиком цензуры. Когда не обозначены правила, играть сложнее. Раньше если вырезали из эфира, то ты ведь все равно работал в филармонии, где была у артиста своя ставка, тебе могли предоставить 18 концертов в месяц. Какой бы ты ни был, ты все равно работал. Другое дело, ты не имел популярности, если тебя вырезали, но работа у тебя была всегда. Сейчас тебя вырезали из эфира — и тебя нет, нет работы.
[nggallery id=248]
Экс-ББ сегодня
Старая гвардия:
Александр Калинин
Родился в 1961 году. Никогда не употребляет нецензурных выражений, в любой момент готов рассказать о системе Станиславского и, вообще, блеснуть либерализмом. Закончил Московский авиационный институт и ГИТИС.
Александр Озеров
Родился в 1964 году. Единственный в группе «Экс-ББ», имеющий вокальное образование. По природе оптимист-самородок, любящий пофилософствовать о бренности бытия. Закончил Московский авиационный институт и Гнесинку.
Новобранцы:
Андрей Клюев
Родился в 1970 году. Закончил ГМУ им. Гнесиных по специальности «артист эстрадного ансамбля».
В качестве сессионного студийного музыканта участвовал в записи альбома и концертной программы группы «На-На». Работал актером-педагогом в Театре-школе «Зеркало сцены». Озвучивал компьютерную игру Call of Duty.
Сергей Шолох
Родился в 1974 году. Окончил Дальневосточный Государственный институт искусств. Работал в Театре Флота. С 2001 года — в труппе театра «У Никитских ворот».
