Моя любимая бездарность

Бывает такая странная любовь, что хуже всякого безразличия

— Ну-ка, дыхни!
— Валя…
— Я уже пятьдесят семь лет Валя! Дыхни, говорю!
— Да трезвый я, трезвый!
— Ой, врешь! Че тогда с цветами, если трезвый?
— Так годовщина у нас…
— Вспоооомнил! Надо же! Думаешь, цветы принес, так я бутылку сама на стол поставлю? Ирод ты!
— Валя…
— Цветы свои в вазу поставь. Это там же, где ты рюмки обычно берешь.

Семьдесят пятый

— Девушка, а девушка, вас как зовут? — вихрастый парень, внезапно замаячивший в окне общежития, скалил зубы.
— Ой, сумасшедший, девочки! Вы к кому, молодой человек?
— Это ведь общежитие педучилища?
— Да.
— Ну, тогда к кому-нибудь из вас.
— А свободна только Валя… — захихикали девушки.
— Значит, вы — Валя? А я — Андрей. Будем знакомы, — и голова пропала так же внезапно, как появилась.
Поженились Валя и Андрей меньше чем через полгода. Он — мастер участка, она — практически готовая воспитательница детского сада. Образцовая советская ячейка общества. Оба из рабочих семей. Молодые, влюбленные. Чего тянуть-то? Платье мама Вали сшила сама. Она была закройщицей на швейном предприятии. Платье получилось лучше, чем в заграничных журналах. Приталенное, трикотажное, с кружевной отделкой. Ах, как гордилась она платьем! Как горд был Андрей! За столом в ресторане новообразованные муж и жена принимали поздравления, сдабривая их шампанским.
— Я быстро, — прошептал муж и… исчез.
Валя нашла Андрея в кабинке женского туалета. Мирно спящим.
— Андрюша, ты что?
— Мммм…
— Андрей, ты устал? — она затрясла мужа за плечо. От напряженного потряхивания изрядно нагруженного спиртным мужчину вырвало прямо на белоснежное платье уже супруги. Кроме пощечины, слез и желания немедленно развестись, Валя ничего не запомнила со дня свадьбы. И развелась бы, наверное, если бы не подаренная свекровью и свекром квартира…

Пять лет спустя

— Андрей, у нас, кажется, будет ребенок.
— Как так?
— А ты не рад?
— Нет, ну, почему… Рад, конечно. Так я пойду? Ну, там, Алешке расскажу, Шурику. Друзья ведь.
— Только не пей, Андрюша. Ты ведь обещал.
— Конечно, Валюша.
Вечером через порог он перешагнул еще сам. Зато после сразу свалился в коридоре. Грязный неимоверно. Только что прошел дождь, и Андрей, видимо, пару раз сильно споткнулся по дороге домой. Валя только что вымыла полы. Видимо, вдыхать свежесть намытого дерева Андрею было приятно. Он чмокал и постанывал во сне.
— Мама, он опять! — всхлипывала Валентина в телефонную трубку.
— Валя, сколько раз я тебе говорила: пьяница — это когда без повода и постоянно. А твой?
— Ну, я про ребенка ему сказала.
— Воооот! Это все-таки повод. А может, его напоили?
— Последний раз он так и сказал. Не хочу так жить, мама.
— Ребенка родишь, изменится. Деньги у него забирай. Что ты как маленькая! Все так живут. У тебя хоть не гуляет.
Ребенок не изменил ничего. Пока Валентина была в роддоме, Андрей снова ушел в запой. На сей раз двухнедельный. И пропил деньги на коляску и кроватку. Потом стоял на коленях, умолял простить. Кроватку сделал своими руками, да такую, что просто загляденье. Ходил гулять с дочкой…
В лихие девяностые его уволили с работы за систематическое пьянство и прогулы, и он решил открыть свое дело. Все рухнуло в дефолт. Чем не повод уйти в долгий и беспробудный запой?

Годовщина

— Ой, Маш, смех один. С цветами сегодня приперся! Нет, трезвый почти. Я ведь уже не хуже спиртометра определять научилась. Да откуда ему на выпивку-то взять? Вчера все получила за него по доверенности. Цветы, и те на клумбе сорвал, наверное.
— Кодировать его надо, Валя. И на работу устраивать.
— Ой, Маш, ну, ты даешь! Два раза кодировала, все код подбирает, зараза! В последний раз сказала: выпьешь водки — сдохнешь. Так он одеколону, представляешь! А разве такого на работу куда возьмут?! Вот и сторожит все, как раньше.
— Выгнала бы. Что живешь с таким?
— Вот и дочь говорит — выгони! Сама-то стесняется его. Говорит, что на бомжа похож. Ну, так мне жалко в приличное-то его наряжать. Она ведь даже на свадьбу ему запретила появляться. Помнит, как он на выпускном в школе пьяный со стула упал и заснул. Я тоже — как пьяный придет — убить готова. А он утром встанет, стирать свое белье пойдет, потом посуду помоет, подметет… Что-то за сердце берет. Ну, куда его выгонишь? Разве что помирать.
— Добрая ты.
— Добрая! Ты не знаешь, чего я только за эти годы не делала! И димедрол мешала с компотом, чтобы задрых сразу, не слонялся, не позорился. Рвотный порошок тоже мешала, а потом стращала, что цирроз у него начался. Так что толку?! Его и били уже, и обворовывали не раз. А мне и все равно вроде. Скорей бы уж.
— Говорила, что жалко.
— Так это временами. Чаще — противно. А что делать?! Видать мой крест это. Ведь он верный — даже по пьяни не гулял ни разу. Ну, ладно, Маш, пока. Пойду кормить свое домашнее животное.

***

Цветы стояли в вазе. Три полузамерзших гвоздики. А рядом с ними сидел Андрей. Не по возрасту старый мужчина с выцветшими глазами. Валентина молча прошла к плите и налила борщ.
— Спасибо, Валя.
— Пожалуйста. Сидит тут, нищего строит, — она фыркнула. — Страдалец! Давай хоть пива тебе налью, что ли… Непривычно твою трезвую морду видеть.

Популярное