Династия Хорошавиных в Ревдинском ОВД началась 1 апреля. Именно в этот день в 1992 году 23-летняя Надежда Хорошавина, химик по образованию, мама двоих детей пришла в милицию устраиваться на работу, сама почти не веря в успех своего зачина.
Милиционер из детства
— Меня сразу взяли, не знаю, почему… Судьба, наверно, — вспоминает сегодня Надежда Михайловна, майор юстиции, замначальника следственного отдела ОВД по Ревде и Дегтярску.
— Медкомиссию прошла за один день, хотя там всегда очереди… В общем, опомниться не успела, как я — помощник дежурного вневедомственной охраны в звании рядового, — и смеется: — Скоро буду подполковником. Ну точно судьба.
А тогда это скоропостижное трудоустройство не было и даже не казалось исполнением мечты.
— В детстве, правда, я хотела стать либо милиционером, либо учителем. По соседству с нами жил участковый, и папа всегда относился к нему с большим уважением. Может быть, это повлияло, подсознательно. Но в школе я уже и не думала о милиции.
Через несколько лет службы в охране Надежде предложили перейти в дознание, она согласилась, поступила в институт МВД, а в 1998 году, тоже по предложению руководства, перешла в следствие.
Первое дело
Небезызвестный в Ревде криминальный авторитет со товарищи устроил безобразный скандал в подъезде, оскорбив и избив пытавшихся его урезонить жителей. Злостная «хулиганка» с причинением легкого вреда здоровью. Семь потерпевших — все пожилые люди, потрясенные столкновением с порождением новой эпохи. И обвиняемый — наглый, сытый, уверенный в своей безнаказанности и своем праве сильного.
— Я «плавала», не умея толком еще протокол составить, в определениях путаясь, в статьях, в процессуальных правилах, а он чувствовал мою неуверенность и откровенно издевался надо мной на допросах, — рассказывает Надежда Михайловна. — Но все-таки я довела дело до суда. И когда ему дали реальный срок, испытала ни с чем не сравнимое удовлетворение. Я защитила этих людей! Я показала этому подонку, что есть закон, который он должен уважать.
Потерпевший исчез ночью в тапочках
— Если подозреваемый ведет себя агрессивно, пытается оказать давление, меня это, наоборот, убеждает в его виновности, мобилизует. Я не успокоюсь, найду столько косвенных доказательств, такую доказательную базу соберу, что в суде он окажется приперт к стенке. Инстинкт охотника, наверно.
…Группа молодых людей в Дегтярске вымогала деньги, держа в страхе целый район. Отдельной статьей их доходов были гастарбайтеры, которые только появились в России. Готовые на любую работу, почти не говорящие по-русски, беззащитные… Когда деяниями банды, наконец, занялась милиция — а за «красавцами» был целый букет преступлений, следствие столкнулось с нежеланием потерпевших говорить о совершенном в их отношении насилии. За юными беспредельщиками стояла небедная родня и связи. Уголовное дело рассыпалось, несмотря на очевидность составов преступлений и преступников.
— Один потерпевший, из Таджикистана, все мне рассказал, его показания совпадали с другими доказательствами. Этой же ночью он исчез. В тапочках и без вещей. Не зная языка — мы общались через переводчика… До сих пор не знаю, что с ним произошло, — вспоминает следователь Хорошавина. — Второго, побойчее, знавшего русский, прямо как посылку, засунули в самолет. А перед этим он сделал заявление на видеокамеру, якобы Хорошавина оказывала давление на свидетелей, выбивала показания против подозреваемых, поэтому он все свои слова берет обратно и просит признать собранные доказательства по делу недопустимыми. Я была в растерянности, хотя ни на секунду не сомневалась в виновности подозреваемых. Мне было так больно, что они получат возможность продолжать свои злодеяния, а в том, что они еще больше обнаглеют, сомневаться не приходилось. Люди, их жертвы, которых они грабили и унижали, так мне и говорили: простите, но нам здесь жить… И вдруг звонок из Таджикистана — «Надежда Михайловна, меня заставили это сделать, иначе они бы убили меня, что мне теперь делать?».
«Мне помогают люди»
Он прилетел обратно. Деньги на авиабилет ему собирала вся деревня. Надежда Михайловна с мужем встретили его в аэропорту, устроили в гостиницу.
— Это были выходные, а в понедельник Андрей Валерьевич Семенов, он первый месяц возглавлял отдел, организовал круглосуточную охрану и договорился с СУМЗом по поводу оплаты гостиницы, я ему до сих благодарна, как и всем своим коллегам. Полтора месяца — до суда и пока шел суд — мой единственный потерпевший, на котором держалось все обвинение, жил в гостинице, никто не знал, что он здесь. Процесс был закрытым, потому что давление оказывалось и на судью, ее тоже охраняли, как и меня… Этот мой Дима Шарматов выступил в суде так, что, по-моему, даже прокуратура испугалась. Мы выиграли процесс, преступникам дали большие сроки. Сейчас уже некоторые освободились. Нет, меня они больше не беспокоили, мести я не боялась. Может, так и формируется мнение о следователе…
Она говорит, что всегда верила в людей. Наверно, это тоже профессиональное требование — как защищать того, кому не веришь? И люди ей помогали, чувствуя в ней защиту.
— Однажды мы проводили обыск в цыганском доме, где торговали наркотиками, и мы точно знали, что недавно сюда привезли крупную партию. Несколько часов искали, каждую досочку простучали — нету! Смотрим с оперуполномоченным по наркотикам Пашей Хахилевым друг на друга в отчаянии — должно же быть, должно! Тут одна из понятых мне говорит: когда вы мимо туалета проходите, хозяйка прямо вся замирает.
В туалете, в зловонной жиже, и нашелся заветный сверток — сотни, десятки сотен доз героина…
— Чтобы служить в милиции — если честно служить, нужно рассуждать по-особому, мыслить, чувствовать. Недаром служба — от слова служение. Многие на моих глазах не выдерживали нагрузки, уходили, не понимая, во имя чего за эти, в общем-то, гроши… А для меня такого вопроса не возникало. Я воспитана по-другому, в той идеологии служения человечеству. Может, характер. Комсорг класса все-таки. Председатель профсоюза!
«Всю жизнь глядел на маму…»
— Конец 90-ых — разгул преступности, менялись приоритеты, менталитет менялся. Война с Чечней. Теракты. На работе — завал. Мы жили в отделе. В производстве находилось по сто дел одновременно. Не знали, за что взяться, — в голосе Надежды Михайловны звучит недоумение. — Но раскрывали, расследовали, направляли в суд. Уходила на работу — дети еще спят, приходила — уже спят. Выходные — то дежурство, то в бумагах… Дом и семья держались на нашем папе, и, конечно, дедушке с бабушкой, я только в школу бегала, узнать, как дела у моих.
Но почему-то, когда старший сын объявил о своем намерении идти в милицию, она не удивилась. Впрочем, и не обрадовалась, сразу увидев перспективу…
— Советовать я ему точно не советовала — некогда было. Сказала — мальчик, ты вырос, мальчик, ты не девочка, сам должен принять решение… Папа, он у нас газоэлектросварщик — 25 лет на СУМЗе проработал, — был против, пытался отговорить… Бесполезно. Может, еще и друзья на его выбор повлияли — они вчетвером поступали.
Отучившись три года на очном отделении Уральского института МВД, Дмитрий Хорошавин перешел на заочное, и Хорошавиных в Ревдинском ОВД получилось двое: следователь и участковый. А потом трое: Дима женился на коллеге Анастасии.
— Всю жизнь глядя на маму, я сделал вывод, что милиция — это достойная профессия для мужчины и достойное учреждение, — говорит сын. — И не разочаровался. Только все-таки это мужская работа!
— Участковый — это вообще передовая, — вздыхает мама. — Мы, следователи, больше в кабинете: квалификация, доказательная база. А участковый — с «живым» преступлением, с эмоциями. И право должен знать, и кодексы, уметь применять теорию на практике, и — видеть реальных людей… Да еще, наверно, ему труднее потому, что я в той же системе работаю, хоть и в разных службах. Волей-неволей приходится соответствовать маминому авторитету. Но он сам себе авторитет зарабатывает, шишки набивает, исправляет сам. Отзывы слышу хорошие. Горжусь.
Гражданскому отцу милицейского семейства все-таки удалось «отбить» у службы младшего сына…
Счастье у камина
— Отдых… Внучка вот появилась. Анна. Для меня самое большое удовольствие — понянчиться с нею. Ну, еще огород, земля нравится, — Надежда Михайловна смеется, превращаясь в комсорга класса (бабушка? почти подполковник? она?). — У камина посидеть всей семьей, с друзьями — да-да, у нас камин есть! Мы же дом строим, правда, все опять на папиных плечах. Три милиционера под одной крышей — это, конечно, нечто. Как соберемся, все равно на рабочие темы сбиваемся, приходится папе вмешиваться: э, ребята, хорош… Лыжня у нас прямо за домом проходит. Книжку почитать… Телевизор посмотреть. Только не про милицию. Про милицию — только «Следствие ведут знатоки». А то какой канал ни включишь, везде играют в милиционеров…
