Светлана Романчук, народный обозреватель
Я не хочу сказать, что все врачи плохие. Встречаются абсолютно противоположные истории, со счастливым концом. Но разрешите мне поведать вам одну историю, которая случилась с моей подругой. Наталья, так зовут ее, не может написать сама. Сейчас она проходит интенсивное лечение в Екатеринбурге. Только что она позвонила мне, глотая слёзы и пытаясь успеть сказать всё, пока действует обезболивающее.
Без грамма сочувствия. Всё началось с острой боли в спине, в пояснице. Прострелы были чуть ли не по всему телу. Моя подруга пошла к невропатологу, но не было талонов, в итоге в первый день не смогла попасть на приём. На второй день боли усилились — снова не попала на приём, снова нет талонов, хотя Наталье пришлось выстоять большую очередь. Наталья пробивалась в кабинет к невропатологу и не могла попасть. На третий день, когда от боли уже плакала, без талона, вне очереди кое-как вошла в кабинет. Сказала врачу, что уже начала отниматься нога. Врач накричала на неё, мол, почему вы посмели войти в кабинет без талона! Велела Наташе раздеваться и ложиться на кушетку, но Наталья взмолилась — она не могла даже самостоятельно раздеться. Врач пощупала через одежду, назначила лечение — обезболивание и флюорографию. Всё, рассказывает Наталья, происходило без грамма сочувствия, на повышенных тонах и с явными признаками раздражения со стороны врача и медсестры.
«Я ощущаю себя на 80 лет, вот как мне дались эти десять дней боли. Я пачками ела обезболивающие таблетки, и мне тогда было плевать, что идёт нагрузка на сердце и печень. Не дай Бог никому испытать то, что пришлось испытать мне».
Смерили давление, пульс и температуру… Наталья ушла домой, но она даже не представляла — что ей предстоит пережить. На следующий день не смогла встать. Простите, она не могла даже пописать в баночку, происходил какой-то блок и не давал ей расслабить тело. До туалета дойти была не в состоянии, и родственники не могли поднять её, каждое движение вызывало сильнейший приступ боли. Приехала «скорая», врачи сказали: «У вас, наверно, остеохондроз. Скорее всего, защемление седалищного нерва. Мы в таких случаях не обезболиваем, в отделение не возим, потому что максимум чем мы можем обезболить — это анальгин, а в больницу везти (в неврологию) сможем, если у вас будет направление невропатолога. Идите в понедельник к терапевту, пусть там разбираются». Смерили давление, пульс и температуру. Не дали ничего обезболивающего. После обеда пришёл какой-то молодой человек, сказал, что на их участке нет врача, что это не по его части и он не может назначить лечение. Всю следующую ночь Наталья в прямом смысле слова жевала подушку от боли.
Плюс еще один укол. Начала обзванивать всех своих друзей и знакомых, спрашивала — что делать? Врачи не помогают, начали заниматься самолечением — обкалывать препаратами, притупляющими боль. Их можно ставить один раз в 12 часов, а ей подруга ставила каждые три часа. Появились рвотные рефлексы и мысли о том, что лучше бы умереть… Наталья повторно начала звонить в скорую, ей ответили: «Вам сказано, что максимум мы можем приехать — давление померить. Вот если бы у вас отнялась нога, то мы бы вас забрали. А так как нога у вас ещё чувствительная…» В понедельник мама доставила свою Наталью практически на руках в больницу. Терапевт сказал: «Лечение у вас вроде правильное, но ваш случай — это не по моей части, это случай для невропатолога». И к старому рецепту невролога приписал ещё один укол. Вот и весь приём.
«Я пять дней стонала, кричала, плакала. Замкнутый круг — скорая не везёт, потому что нет направления от невропатолога, а к невропатологу не попасть, потому что боли невозможные и он на дом не ходит, а терапевт вообще не знает что назначить, потому что это не по его части».
Наталья начала звонить в платную клинику, которая находится в гостинице: «Может быть, за двойную плату ваш невропатолог приедет ко мне домой? Мой муж сможет забрать врача и отвезти обратно». Ей ответили: «Наши специалисты не ездят по домам!» и бросили трубку. Пережив пять дней и ночей этого ужаса, на шестой день Наталья попала в Екатеринбург, в одну из клиник. Там поставили новокаиновую блокаду, сделали МРТ. Оказалось, что у неё две межпозвоночные грыжи в пояснично-крестцовом отделе. За новокаиновую блокаду и МРТ Наталья отдала 7 тысяч рублей.
Моя мама сидела рядом и плакала. Наталья через меня спрашивает всех, а особенно врачей: «А как людям в пожилом возрасте, у кого нет знакомых, нет родственников, как простым людям жить? Терапевт толком ничего назначить не может, в больницу не могут положить, потому что нет направления от невропатолога, а до невропатолога физически невозможно добраться, вот какая адская боль – замкнутый круг… Зачем вообще у нас есть поликлиника в Ревде, за что врачи получают зарплату, если не могут помочь человеку? Те же терапевты, невропатологи, получающие 30-40 тысяч рублей. За что они получают зарплату? Зачем вообще существует медицинский полис, если он не играет никакой роли? Я в первый раз в жизни столкнулась с такой болью, но ведь врачи должны как-то диагностировать, по симптомам понимать — какая беда приключилась с пациентом. Когда человек не притворяется, а реально не может встать на ноги. Я пять дней стонала, кричала, плакала. Замкнутый круг — скорая не везёт, потому что нет направления от невропатолога, а к невропатологу не попасть, потому что боли невозможные и он на дом не ходит, а терапевт вообще не знает что назначить, потому что это не по его части. Моя мама сидела рядом и плакала. Мне поднесли зеркало, я себя не узнала, цвет кожи был почти белый. Я ощущаю себя на 80 лет, вот как мне дались эти десять дней боли. Я пачками ела обезболивающие таблетки, и мне тогда было плевать, что идёт нагрузка на сердце и печень. Не дай Бог никому испытать то, что пришлось испытать мне».
