За плечами у Игоря Малыгина две войны — Афганистан и Чечня. Но из всех военных заданий, которые ему довелось выполнять, самым тяжелым было сопровождение груза 200 из Афганистана: он отвозил домой тело погибшего товарища, единственного сына у родителей. Перед этим, признается ветеран, меркнет даже страх смерти.
В армию парень шел с охоткой — готовился, занимался спортом: лыжи, велосипед, неплохо бегал. Хотел либо в ВДВ, либо в морскую пехоту, либо в погранвойска. После восьмого класса работал разнорабочим в совхозе в родной деревне Ильчигулово Артинского района, потом выучился на водителя на четырехмесячных курсах от военкомата. Получив права, немного покрутил баранку совхозного зилка и 4 апреля 1984 года наконец отправился отдавать воинский долг Родине в составе — как и мечтал — пограничных войск.
— Полгода в учебке в Хабаровске, поселок Прогресс-1, сержантская школа. Готовили сержантский состав для застав и для Афганистана, где уже три с лишним года стояли наши, — рассказывает Игорь. — Гоняли нас будь здоров, 18 часов в сутки, а когда и больше. Вождения, стрельбы, тактические занятия. Как выходные — какие-нибудь соревнования.
По распределению новоиспеченный младший сержант попал на Дальний Восток, в Ханкайский пограничный отряд. Камень Рыболов. Тихоокеанская мотоманевренная группа, командир отделения взвода БТР. Вскоре уже обучал молодых бойцов — сержантов не хватало. Когда они, в свою очередь, сдали экзамены, в марте 1985 года, мотогруппу быстро укомплектовали и бросили в Афганистан. По словам Игоря, можно было отказаться, но, хотя и знали, «куда едем и что там», поехали все, кто по здоровью подходил.
Первая точка
— Самолетом в Ташкент, и подготовка по новой. Месяц с нами занимались, с сержантским составом отдельно, с рядовыми отдельно — как разминировать (в основном), как заминировать, хоть у нас и свои саперы были. Получили оружие, технику — БТР, БМП, минометчики — минометы. Машины обкатали в течение недели, с оружия постреляли. Загнали технику на платформы, и по железной дороге до Кушки. На станции разгрузились, в колонну встали и пошли до границы. Ночь на заставе, утром за нами пришла колонна с той стороны.
Границу перешли, и не доходя Герата (это между иранской и афганской границами, а выше уже Россия), находилась база мотогруппы. Мы сменили Забайкальскую ММГ. Ночь на базе, а утром нас начали раскидывать по точкам, менять ребят. До точки ехали часов пять-шесть, впереди саперы, чтобы на мину не наехать.
Таких боевых точек у Игоря в Афганистане будет несколько десятков, скоро он уже перестанет их считать. Но первую помнит отчетливо, как будто вчера выпрыгнул из бэтээра на этот пятачок (метров двести в периметре) между гор. Точка была совсем новой, даже окопов еще не было, только кое-где стояли каменные заграждения, оставшиеся от предшественников.
— Четыре отделения на бэтээрах, в каждом отделении по десять человек. Три офицера. Расставили машины друг от друга метров на 150, обложили колеса камнями, чтоб не пробили, сделали из камней же бортики для себя — укрываться. Офицеры в палатке, мы — кто в машине, кто под машиной. Тем же вечером, 22 апреля, нас обстреляли, — Игорь останавливается, хотя этот рассказ он повторял много раз на встречах со школьниками. Чувствуется, что до сих пор он дается ему с трудом.
— Метров на 50 подходили душманы, со всех сторон пальба, из автоматов, из минометов. Кричали: «Русский Ванька, сдавайся, твой дембель в опасности». Мы, лежа за бортиками, отстреливались. Жутко, конечно. Я всех вспомнил, родителей, брата, сестренку младшую, дом… На рассвете бандиты ушли обратно в горы. Маленькие минометы у них, дух его на плечи надевает, сел, снаряд выплюнул и быстренько перебежал, ты сюда стреляешь, а он уже из другого места палит. Если кто-то и погиб у них, мы не знаем, они своих уносили. С нашей стороны обошлось без потерь… Потом обустроились на точке, землянки вырыли: яма, ящиками обставлена, окопы. Около месяца стояли там, пока нас не сменили.
Друзей погибших лица…
БТР Валерия подорвался на мине, когда возвращались с операции. Все кости парню раздробило. Цинковый гроб родителям на Алтай везли пять бойцов и офицер. Мать встретила их проклятиями, но после похорон попросила: «Приезжайте, ребята, за сына нам будете». Потом Игорь навещал их один раз и поддерживал с ними связь до их смерти…
— Больше я ни разу не ездил в сопровождение, хоть и отправляли. Да мало кто во вторую такую командировку соглашался, пусть даже и на родину. Уж лучше на боевые. Слишком тяжело родителям в глаза смотреть — и не виноват ни в чем перед ними, а как будто твоя вина…
Что сильнее страха
Матери с отцом Игорь не сообщил, что он в Афганистане. Признался только старшему брату, тоже пограничнику. Но письмо пришло, когда брата не было дома, и родители его прочитали.
— Сопровождали колонны. И в разведку ходил. День-два отдохнул, если не на точку отправят, так снова в разведку ночью. Где должна пройти банда, нас туда, окапываемся, ночь, бывало, пролежишь в своём укрытии, никого. Закопаешь. Или колеса придут за нами, или пешком, — буднично рассказывает Малыгин. — Самая высокая точка, на которой я был, — 2700 метров. Колонна подошла с припасом, спускаешься, на себя все — боеприпасы, воду, провизию, поднимаешься, и так раза три-четыре туда-обратно. Последнюю ходку спустился, помылся, оделся в чистое, еще рюкзак прихватил, пока шел наверх, опять весь в поту. На точках стояли месяц-полтора. Задача — не пустить банды. Днем даже в горах жарко, а ночью прохладно, бушлаты надевали…
О смысле этой войны на чужой земле лихие 18-19-летние шурави не задумывались. По словам Игоря, на политинформациях им говорили: «Если мы не будем защищать эту землю, то зайдет Америка и поставит свои ракетные установки, и весь Советский Союз будет на ладони». Этого было достаточно. Даже для светлых подвигов… А кому-то — для смерти.
Во время одной из боевых операций Игоря контузило, лежал в госпитале в Кушке. Бой был тяжелым, были раненые, погибшие.
— Когда нам сказали, что нашу мотогруппу меняют, начали опять оберегаться, сохраняться, удвоили осторожность, обидно было бы, если б перед выходом…
И наконец — снова самолет, Ташкент, где сдали технику и вооружение, «родной» Дальний Восток. Домой!
— Дома первое время снился Афган, ты снова на точке. Хлопнет где что — вздрагиваешь, чуть ли не падаешь. Пожалуй, к войне легче привыкать, чем после войны к миру.
От Афгана до Чечни
В Ревду Малыгина позвал дядя, работавший в милиции. И через несколько месяцев после дембеля Игорь снова надел погоны, которые потом носил 20 лет, добавляя звездочки. Служил в дежурной части, затем в ИВС, оттуда вышел на пенсию. Но остался в строю — служит пожарным в ревдинской части химзащиты.
Летом 2000 года он с коллегами направлен на сто дней в Чечню — охранять конституционный строй.
— В купе вместе ехали с Андреем Козыриным, разговорились. Он же сапером был. Я говорю: «Это вот так, это вот так» — «А ты откуда знаешь?» — «Приходилось. В Афгане»… Частенько к нам заходил чайку попить, и каждый раз, уходя, прощался: «Прощайте, ребята!». Мы узнали о его гибели только когда домой вернулись. В автобусе его фотография висела. Сразу на кладбище к нему…
Инспектор приемника-распределителя в Ленинском отделе милиции Грозного, Игорь Малыгин отвозил задержанных в тюрьму. На конвой в любой момент могли напасть, поэтому надо было быть настороже. Но бог миловал.
Сравнивая эти две войны, Игорь не видит в них особого различия.
… С военной формой, которую надевает по праздникам и когда идет в десант в школы с товарищами из Союза ветеранов боевых действий, Игорь Малыгин носит солдатский ремень, доставшийся ему от деда. Дед с войны пришел, только переночевал дома, схватило, увезли в больницу — и он умер, рак пищевода. Этот ремень будто связывает его с внуком. Как наказ.
… 15 февраля, в день вывода войск из Афганистана, Игорь — теперь уже Иванович — снова наденет форму с солдатским ремнем и медалями и пойдет на митинг к памятнику воинам-интернационалистам. Возложить цветы, обняться с ребятами. И опять вспомнить все, о чем им не забыть никогда.
Еще по теме
- «Форму-афганку я впервые увидел на царандойцах». Ветеран Николай Федорченко вспоминает, как начинался Афганистан.
